Ольга Тогоева, 

Ольга Кошелева

Этот многоликий обман…

«Недостаточно противостоять лжи, 

надо понять, как она работает»

Карло Гинзбург

Однажды некоему сановнику донесли, что его жена встречается тайком с молодым любовником. Дабы опровергнуть позорившие его слухи или же наказать по справедливости неверную супругу, он постановил подвергнуть ее испытанию «устами правды». Женщина должна была вложить правую руку в пасть льва и ответить на вопрос о своей незаконной связи: если бы она соврала, лев откусил бы ей кисть. Все произошло так, как и задумывалось, однако в самую последнюю минуту из толпы собравшихся вдруг выступил шут, которым притворился влюбленный в даму юноша. Известно, что только шутам было дозволено совершать на публике любые непристойные жесты. Вот почему переодетый молодой человек совершенно спокойно заключил свою избранницу в объятья, и на вопрос судьи: «Позволяла ли ты обнимать себя кому-нибудь кроме мужа и этого шута?» матрона с чистой совестью ответила: «Нет». Тем самым она избежала позора и сохранила свою руку в целости и сохранности.  

История этой хитроумной уловки не раз становилась сюжетом самых различных художественных произведений. Обращался к ней и Лукас Кранах-старший, создавший две картины под общим названием «Уста истины». Одну из них, написанную в 1534 г. (но, возможно, созданную старшим сыном художника, Гансом Кранахом), мы использовали в оформлении нашей книги. Как нам кажется, история излишне доверчивого супруга, его плутовки-жены и ее исключительно находчивого любовника самым наглядным образом демонстрирует, насколько сложными порой оказываются стратегии обмана и доверия в любом обществе прошлого и настоящего, насколько они подчас зависят друг от друга и насколько индивидуальными они бывают. 

Исследование проблемы обмана в исторической перспективе всегда находится в прямой связи с анализом проблемы доверия. Однако эта последняя уже не раз становилась предметом специального рассмотрения в современной историографии, чего не скажешь о стратегиях и повседневных практиках обмана. Впрочем, стоит отметить, что данной тематикой занимались по большей части не историки, а представители смежных гуманитарных наук: социологи, политологи, философы, юристы. Интересовала она и психологов, и литературоведов, специально изучавших жанр плутовского романа, а также морфологию языка лжи и обмана в художественных произведениях и искусстве. Однако как самостоятельная проблема феномен обмана и связанные с ним стратегии поведения анализировались в исторических исследованиях крайне фрагментарно. Вот почему в центре внимания наших авторов оказались прежде всего они, хотя и о доверии – обратной стороне той же медали – говорится в данной монографии немало.

При подготовке коллективного труда мы исходили из убеждения, что обман и доверие в равной мере присущи любому человеческому обществу и пронизывают его сверху донизу: они существуют и в высокой политике, и в обыденной жизни. С пониманием этого феномена связано, к примеру, то обстоятельство, что большинство различных тематических направлений в современной историографии (если не все из них) в той или иной степени подразумевают проведение исследований, связанных с проблемой «обмана и доверия». Это могут быть работы и по истории дипломатии, и по истории права, и по истории экономических отношений, и по истории социальных структур, и по истории семьи, и по истории воспитания, и по истории культуры, и по церковной истории, и по истории повседневности, и многие другие. Выделить данную проблематику и показать многогранную историю развития обмана и доверия в европейской культуре – такова была одна из задач нашей коллективной монографии. 

Не менее важной показалась нам и другая задача – исследование социальной ткани общества, отношений, возникающих между людьми, между отдельными их группами (сформировавшимися по самым различным признакам), между представителями власти и подданными. Здесь обман и доверие всегда, как кажется, создавали и по сей день создают совершенно особые и часто сугубо индивидуальные стратегии поведения, изучение которых представляется нам крайне интересным. 

Третьим существенным вопросом, который мы поставили перед нашими авторами, явились различные формы обмана. Ибо если доверие во все времена остается неизменным и однозначным явлением, то ложь примеряет самые различные маски: от шутовской до в высшей степени благопристойной. Обманом можно назвать и уголовно наказуемые действия (от мошенничества до предательства), и стратегическую хитрость, и заведомую ложь, и сознательную клевету, и скабрезную шутку. Однако в любом случае обмануть человека возможно лишь при изначальном наличии у него доверия к оппоненту: ибо без доверительных отношений невозможно никакое их нарушение. Как следствие, и плата за такой разрыв бывает исключительно высока – от потери доброй репутации до утраты свободы и даже жизни. Вот почему любая стратегия поведения, своей целью имеющая обман другого человека, в обязательном порядке включает в себя некую (и каждый раз свою) извинительную логику. Так, мы можем оправдывать свои не слишком примерные поступки заботой о благе и/или спокойствии друзей или родственников, карьерными соображениями, обидой или чувством мести…  

И все же обман всегда унизителен для попавшего в его сети, он всегда влечет за собой конфликт и ответные действия самого разного характера. И общество, и государство вырабатывают различные защитные стратегии поведения, пытаясь обезопасить себя ото лжи во всех ее проявлениях. В том числе сюда относятся и средства законодательного или пропагандистского характера, утверждающие и прославляющие доверие как одну из высших ценностей общества. То же касается индивидуальных стратегий защиты, а также стратегий, направленных на завоевание доверия среди ближних своих, хотя, в отличие от обмана, они предполагают длительные и серьезные частные усилия со стороны конкретного человека. Впрочем, при выстраивании этих стратегий он может использовать и широко распространенные и давно принятые в обществе формы демонстрации доверия, превратившиеся в своеобразные и хорошо знакомые историкам ритуалы поведения, – как, например, процедура установления вассально-ленных отношений, известная нам по эпохе западноевропейского Средневековья.

Все эти стратегии поведения – как основанные на сознательном обмане, так и выстроенные ради завоевания доверия – своей главной целью в конечном счете полагают получение выгоды, частной, групповой или же государственной. То, какая из них доминирует или является более предпочтительной в обществе конкретного исторического периода, в значительной мере определяет его лицо. И лишь одно в этой системе социальных связей остается неизменным, о какой бы эпохе мы ни говорили. Стратегии обмана в отношениях между властью и подданными постоянно оказываются чреваты катаклизмами самого разного рода, тогда как стратегия доверия всегда направлена на их предотвращение.

***

Все сказанное выше является самой общей характеристикой стратегий обмана и доверия, намеченной вне конкретного исторического материала. Совершенно, однако, очевидно что в разные периоды времени и в разных социокультурных условиях они принимают самые разнообразные формы. Понятие возможности обмана (или же его недопустимости) в различных социальных, возрастных и гендерных группах наполняется своим содержанием. В одних случаях ложь может быть сочтена признаком изощренного ума, тогда как в других – служить мерилом человеческой подлости.

В целом же, обман и доверие представляют собой феномены, укорененные в прошлом и имеющие свое развитие в современном мире. В обществах Нового и Новейшего времени многие человеческие отношения претерпели и все еще претерпевают видимые изменения – как, например, феномен «дружбы», в основе которой лежат, в частности, различно понятые критерии доверия. Так, близкие (доверительные) отношения, в прежние времена складывающиеся чаще всего лишь в группе «своих» (родственников, одноклассников, однополчан, односельчан, и т.д.), постепенно теряют свою интенсивность (и свою актуальность) вследствие быстрого распада подобных союзов, вызванного повышенной миграцией современных людей.

По этим и многим другим причинам общество  начинает испытывать дефицит доверия, необходимого для его нормального функционирования. Более пристальное изучение повседневных стратегий обмана в исторической перспективе позволит, как нам кажется, актуализировать данную проблему и привлечь к ней должное внимание как исследователей, так и читателей.

Руководствуясь именно этими принципами, мы подошли к созданию нашего коллективного труда. Мы постарались включить в него рассказы о различных стратегиях обмана, используемых жителями самых разных стран Европы в эпоху Средневековья и Нового времени: от Толедо XII-XIII вв. до Красноярска XIX-начала XX в., от Парижа XIV-XV вв. до французских колоний в Южной Америке XVI-начала XVII вв., от Гента XII в. до Самары XIX в., наконец, от средневековых городов Священной Римской империи до просторов Российской империи XVIII в. Подобный комплексный подход к изучению проблематики обмана в различных социокультурных условиях, в различной социальной среде и в различных его проявлениях – будь то обман сугубо «материальный», связанный с изготовлением поддельных документов или предметов, обман словесный (выражавшийся как на письме, так и устно) или обман как норма поведения и воспитания – позволил, как нам кажется, представить все многообразие подобных стратегий поведения, выделить в них общее и различное, проследить особенности их описания в источниках и отношения к ним современников. 

Книга состоит из 12 глав, которые по поднимаемым в них вопросам мы сочли возможным разделить на несколько групп. Открывается монография разделом «Лживые клятвы», главной темой которого стал кажущийся или явный обман на словах. В работах Г.А. Поповой, А.Б. Герштейн и А.Ю. Серегиной исследуются стратегии поведения людей (как представителей власти, так и рядовых членов общества), приносящих клятвы или пытающихся уклониться от присяги по тем или иным – политическим, конфессиональным или совершенно «частным» – причинам. Насколько возможна была для людей Средневековья и раннего Нового времени ситуация, при которой данное слово могло быть нарушено или подобное нарушение предполагалось изначально, как такое поведение увязывалось с (само)репрезентацией человека честного и достойного, как воспринимали его действия современники и их ближайшие потомки – на эти вопросы пытаются найти ответы авторы данного раздела. 

Логично примыкают к главам первой части книги исследования, помещенные во второй ее раздел, – «Политика обмана». В них обман предстает не просто как стратегия поведения, но как стратегия воспитания, как необходимый подчас элемент образования истинного представителя знатного сословия, идет ли речь об обществе Средневековья или Нового времени. На примере сочинений моралистов XIV-XV вв., живших и творивших при дворах французских королей и герцогов Бургундских, а также на основании скрупулезного текстологического анализа «Мемуаров» Ф. де Ларошфуко Ю.П. Крылова и А.В. Стогова пытаются понять, в какой степени ложь и интриги, столь свойственные придворному кругу, являлись для современников событий допустимым явлением, а в какой степени они выбивались за рамки принятых норм поведения.

Отдельной проблемой, затронутой в разделе «Уловки на бумаге», стал обман «на письме», когда хитрости, на которые шел создатель того или иного документа, вовсе не несли в себе какого бы то ни было негативного начала, а, скорее, являлись камнем преткновения для читателя и в том числе – для исследователя. Лишь недюжинные способности в палеографии и кодикологии, необходимые для раскрытия подобного «обмана», позволили П.Ш. Габдрахманову и З.М. Кобозевой проникнуть, как кажется, в саму суть творческого процесса монастырских писцов XII-XIII вв. и самарских мещан XIX в., пытавшихся при помощи составленных ими грамот и прошений не только закрепить существующий status quo, не только передать память о своих достижениях будущим поколениям, но и – при случае – улучшить собственное положение и положение своей семьи.  

Весьма неожиданным получился у нас и раздел «Повседневные хитрости», посвященный обману «действием». Речь здесь идет о ситуациях, при которых подобные – отчасти противозаконные, отчасти вполне терпимо воспринимаемые окружающими – практики становятся одним из возможных (если не единственным) способом коммуникации между людьми. В исследованиях Н.А. Селунской, О.В. Окуневой и Т.Г. Яковлевой перед читателем промелькнут рассказы о сложных связях, возникавших между ворожеями, гадалками и ведьмами, а также их клиентами в Венеции XVI в., о совершенно невероятных и исключительно опасных приключениях европейцев в Латинской Америке раннего Нового времени и об их контактах с местным индейским населением, о напряженных отношениях между городскими обывателями и торговцами на рынках Восточной Сибири в XIX-XX вв.

Наконец, завершает наше коллективное исследование раздел, который можно назвать весьма традиционным для работ, связанных с проблематикой обмана, – «Рукотворный обман». В главах, подготовленных О.И. Тогоевой и О.Е. Кошелевой, анализируются сугубо «материальные» аспекты данной проблемы. В частности, речь идет о чеканке и распространении фальшивых монет во Франции XIII-XV вв., а также – об изготовлении поддельных паспортов крепостными крестьянами Российской империи XVIII в. Как демонстрируют исследовательницы, без существования и использования подобных фальшивок историю человеческого общества представить себе крайне сложно...

***

«Все врут!», – говаривал известный персонаж одного американского телесериала, сама фамилия которого отсылала к доктору Роберту Хаусу, открывшему в 1913 г. «сыворотку правды». И хотя знаменитый – пусть даже выдуманный – герой прежде всего имел в виду стремление всех без исключения пациентов скрыть от врачей симптомы и возможные причины поразившего их недуга, мы вслед за ним можем воскликнуть: «Все обманывают!». Просто делают это люди порой столь виртуозно, используют до такой степени нестандартные стратегии и применяют их в настолько различных сферах повседневной жизни, что нам остается констатировать лишь одно. Обман многолик и многогранен, и познать его до конца – практически невозможно…